— Как это Вам отказали? — удивленно смотрит мне в глаза трогательнейшая из начальниц отделений теории и практики перевода.

Я иду через мост в направлении, обратном тому, которым бежала по нему майским вечером в грозу: под опорами изломанно и остро стоит зеленовато-серый лёд, на той стороне у ворот парка сбились в кучку голуби, позади в сизой дымке высится блестящая Москва-Сити. Мама в телефонной трубке спрашивает, поздравила ли я отца (и я впервые за кучу лет правда собираюсь) и как мне вчерашние коньки (встала, опять же впервые, только теперь вообще за жизнь). Волосы после вчерашних косичек пышные и жёсткие, совсем не похожие на засахаренную булочку с корицей; мама знает обо мне больше, чем когда-либо за жизнь; просмотрены все шесть сезонов "Аббатства Даунтон", куплена новая тетрадь для всех английских в мире, в парке пятидесятилетия Октября снега по бедро, около месяца назад я победила себя и сдала кровь из вены, мои руки безостановочно дрожат уже семьдесят пять дней.

— Вот так, А. С., — сжимаю я спинку стула.
— Вы только.. не очень расстраивайтесь, — отвечает она самой большой за все эти четыре года похвалой.