Я стою в покачивающемся вагоне метро до глупости бело-чёрная, словно из знаменитой сцены печально знаменитого фильма, и такая же бледная и с такими же чуть приоткрытыми губами, — а ведь мне двадцать, а не двенадцать. Одно дело — переписываться или смотреть сны, другое — правда совершать переход с Лубянки; одно — ехать на собеседование, другое, совершенно другое, — на знакомство с родителями. Я одна, как перед кабинетом сдачи крови, как перед сверхчёрной, как перед всей своей Москвой с её провалами и хитростями, сжатой до точки невозврата.
Главное в "Китай-городе", всегда говорили мне, и самое сложное — выйти на правильную сторону. Я оказываюсь у нужного выхода до смешного быстро, саму станцию пролетев совершенно без обращения внимания на гладкие светлые стены, толпы людей и разворачивающие в разные стороны указатели; удивительно, но я знаю, куда идти — и наверху, где меня ослепляет отражающееся от выглаженной рубашки апрельское солнце, ноги сами несут вверх по крутому и серому до нужного поворота.

Я спорю с охранником; да, правда эта фамилия, да, я не ошибаюсь, ох, как бы мне хотелось ошибиться; поднимаюсь на третий этаж с колотящимся вовсе не от крутизны ступенек сердцем; смотрю на странные окна, зелень на подоконниках и загадочные двери так, словно оказалась в книжке Стругацких; стою перед самым последним Рубиконом, думая только о том, насколько странно сейчас краснеть. You can be amazing, you can turn a phrase into a weapon or a drug, ты же не хуже, зачем тут вообще сравнивать, ты же лингвист, игрок в "Что? Где? Когда?", самая образованная девочка своей группы, чудесный переводчик, быстрые ноги, жаркое сердце и внимательный слух; ты же её любишь, господи, зачем тут всё остальное.
Тут дверь открывается и меня практически вдёргивают внутрь.

Поезда до Кузнецкого моста я ждать не стану; сбегу вниз по трём лестницам и, нервно улыбаясь и обманывая маму, поверну к Лубянке. Красная ветка, такая испытанная, верная и изученная практически от и до, — это дом (тем страннее, разумеется, осознавать, что теперь-то уж точно не только мой).
Это называется влипла, ребята, думаю я на эскалаторе, и тут же прогоняю эту мысль: голова такая пустая впервые за несколько месяцев.